Генератор коррупции, неэффективности и безумия. Почему госсектор ожидает большая распродажа — интервью с замминистра экономики

Государственный сектор украинской экономики проходит через три операции — инвентаризацию, продажу, ликвидацию. Павел Кухта в интервью НВ рассказал о всех трех — в цифрах и фактах

«Подождите, только документы подпишу, пару десятков компаний надо в Фонд госимущества передать», — открывая ноутбук, торопливо говорит Павел Кухта, первый замминистра экономразвития журналисту и фотографу НВ. Десять минут и дело сделано: перед пачкой госпредприятий открыта дорога в частные руки.

Повышенный скоростной режим — одна из особенностей нынешней приватизации, заявленной правительством Алексея Гончарука. Запущенная полтора года назад распродажа малых госкомпаний, в этом — должна стать еще масштабней. Всего Минэкономразвития надеется продать до конца 2020-го около 300 государственных компаний.

Кроме этого, в планах — отправить на торги и крупных государственных монстров. В списокбольшой приватизации попали пять гигантов, чьи активы оцениваются в суммы свыше 250 млн гривен. Это — угольная компания Краснолиманская, Одесский припортовый завод, Объединенная горно-химическая компания, столичный Президент-отель и харьковский завод Электротяжмаш. В целом за все предприятия — и большие и малые — правительство надеется выручить 12 млрд гривен.

Кухта курирует в министерстве экономразвития вопросы приватизации и управления госимуществом. Журнал НВ спросил его, по каким критериям отбирали объекты для продажи, зачем нужна массовая приватизация и почему в списках нет Укрспирта.

— Зачем именно сейчас нужна приватизация?

 Если говорить о масштабной приватизации, то это часть реформы государственного сектора экономики. Он немаленький — это 3 733 государственных предприятия. Причем, точные цифры никто не знал еще по состоянию на начало этой осени.

Когда я сюда пришел, то первое, что мы сделали — все списки предприятий свели в один. Разделили их на те, что идут на приватизацию, те, которые по мнению Минэкономики нужно ликвидировать и на те, которые остаются в госсобственности.

Поначалу цифра менялась ежедневно, никто не понимал — сколько их. А в октябре, мы вышли на цифру 3733. Это точное количество госпредприятий известных нам.

В других странах восточной Европы их меньше. В Польше — около 400. В Венгрии — 300. В западной Европе еще меньше. Например, во Франции — 37.

— В Украине — это наследие плановой экономики?

— Это признак того, что в нормальную рыночную экономику госсектор не перевели и не навели в нем порядок. Он безумно раздут. Причем, раздут количественно, потому что его доля в экономике около 9%. А по количеству — 37 сотен.

При этом доходность на активы очень маленькая, всего 2%. Мы поставили себе задачу поднять ее до 5%. И в то же время уменьшить долю этого сектора в экономике тоже до 5%. Не только за счет распродажи [госпредприятий], но и за счет того, что будет быстрее расти частный сектор экономики.

DOSSIER →  Лещенко объяснил, чем «друзья Зеленского» отличаются от «Свинарчуков Порошенко»

Мы хотим навести порядок. И начать получать нормальную адекватную доходность от тех активов, которые у нас есть.

Приватизация — элемент этой реформы. Мы скорее говорим о первой очень масштабной волне. Задача которой резко сократить количество этих госпредприятий.

— Сколько пойдет на приватизацию?

 1006 из них — это на приватизацию. Почти 1300 явно неработающих — ликвидируется. 600 — это предприятия на оккупированной территории. Около сотни — это научные институты в виде госпредприятий (ГП).

Остается 733 предприятия. Это то, что остается в госсобственности. Чуть меньше половины из них — это лесхозы, их 315. Все, что осталось сверх этого, еще 200 — это культурные учреждения, цирки, театры и сервисные предприятия, типа Prozorro или ДП Документ, который выдает паспорта и ID-карты.

И вот оставшиеся 200 — это и есть реальные, работающие предприятия. В основном, большие госкомпании. Их мы не приватизируем сейчас. Там сосредоточены основные активы государства.

Половина этих активов — это НАК Нафтогаз. Вместе с Укрзализницей и Энергоатомом — это почти 90% всего.

А эта приватизация — 1 тыс. компаний, которые мы начали выставлять на приватизацию — всего 5% по активам. Может быть 10%. Это малая доля.

— Одна тысяча компаний — это и малые, и большие?

— Там есть и маленькие и некоторые большие предприятия. Суть в том, что эта массовая приватизация — только малая доля госактивов. И они в отвратительном состоянии. Никакого смысла держать их в госсекторе нет. Надо отдать их в частный — и там они заработают. А тут — они генератор коррупции, неэффективности и безумия. У большинства — задолженности по зарплатам. Это просто издевательство над теми людьми, которые там работают.

Дальше мы планируем увеличить доход с госактивов до 5% за счет улучшения управления в этих 200 компаниях, которые остаются в руках государства. Это не означает, что там не будет приватизации. Там будет как минимум продажа непрофильных активов. Например, Укрзализныця. Она занимается железнодорожными перевозками, а у нее какие-то санатории или гостиницы, которые можно передать в частный сектор. Или коровы и кони на всяких предприятиях типа Энергоатома. Явно непрофильные вещи.

То есть дальше перед нами стоит задача — наведение порядка в этих 200 компаниях. Для этого мы реформируем систему их корпоративного управления. Переводим на нормальные современные принципы на базе стандартов Организации экономического сотрудничества и развития, которые предполагают управление, я бы сказал на расстоянии вытянутой руки. То есть, не в ручном режиме политик управляет компанией, а создается независимый наблюдательный совет, есть директор, он ставит конкретные цели.

Это в целом вся реформа.

— Можно подробнее о предприятиях, которые будут идти на приватизацию?

— На продажу идет тысяча компаний, подавляющее большинство из них мелкие. Крупных — до трех десятков, они идут по процедуре «большой приватизации».

DOSSIER →  Луценко о пленках Миндича: В Украине снова возникла мафия под прикрытием высшей политической власти

Что такое «большая»? Если у компании более 250 миллионов гривен активов, ее нужно продавать по более сложной процедуре. Для нее нанимают советника, который готовит предприятие к приватизации и ищет инвестора. Потом компанию выставляют на конкурс.

Малая приватизация происходит без советников, через систему Prozorro.Продажи. Наша задача — обеспечить конкуренцию, чтобы зашло несколько участников, и они соревновались между собой. В этом случае мы железобетонно уверены, что получаем нормальную адекватную цену за компанию, а не сливаем ее в руки инсайдеру.

Почему важно, чтобы продажа была честной? Не только для того, чтобы получить деньги в бюджет, но, и для того, чтобы в компании пришел инвестор. Не тот, кто ворует, а тот, кто будет дальше этим бизнесом заниматься. Если за компанию заплачены приличные деньги, нет никакого смысла, взять ее и, например, попилить на металлолом. Это экономически бессмысленно.

— Почему в списке на приватизацию нет Укрспирта?

— Укрспирта там нет, потому что только недавно проголосован закон, который демонополизирует отрасль и позволяет его приватизировать.

Там есть еще отдельная история — сложная структура Укрспирта. То есть, из 83 спиртзаводов, 41 входили в ДП Укрспирт, 39 в концерн Укрспирт, один в госуправлении делами и два в подчинении МОЗ. Около 20-ти в совершенно разбитом состоянии, около 40-ка уже долго стоят без работы. Реально работающих — и двух десятков не наберется.

— На каком сейчас этапе процесс по большой приватизации?

— По пяти объектам работают нанятые советники. Это Объединенная горно-химическая корпорация, Электротяжмаш, Угольная компания Краснолиманская, Президент-отель и Одесский припортовый завод. Это первая пятерка, которую мы выставляем на первую волну приватизации.

Что мы уже обеспечили. Нам удалось запустить самый массовой процесс приватизации с 90-х годов. Сейчас в процессе передачи в Фонд госимущества 20% всех госпредприятий в стране. Уже более 500 передано.

Дальше задача все это продать. И в Фонде госимущества, как в приватизационном агентстве, это все [госактивы] подготавливается к аукционам.

— На крупных предприятиях много проблем. Например, ОПЗ имеет огромный долг перед структурами Дмитрия Фирташа, а он под санкциями. Мало найдется западных инвесторов, которые рискнут купить ОПЗ, чтобы, потом выплачивая долг, тоже попасть под санкции.

— У нас по этому предприятию работает советник. Думаю, скоро он сможет предложить какие-то опции, как приватизировать предприятие, это как раз его работа. А уже в зависимости от этого фонд госимущества и правительство будут определяться, как двигаться.

DOSSIER →  Лещенко объяснил, чем «друзья Зеленского» отличаются от «Свинарчуков Порошенко»

Долг структурам Фирташа делает ОПЗ токсичным для части компаний. Но только для части. Есть компании, которые специализируются на том, чтобы купить какой-то такой актив с долгом и решить эту проблему самостоятельно.

Эти проблемы решаемы.

— Шахта Краснолиманская. До сих пор советнику не предоставлен доступ к документации, причем ни руководством шахты, ни министерством энергетики.

 Я сейчас занимаюсь этим вопросом. И с министерством мы обсуждали. Судя по всему, там есть большие проблемы по тому, как этим всем управляли, и что там происходило. Это унаследованные проблемы с предыдущего периода. И возникает вопрос, а что при предыдущих властях делали с этим предприятием.

Могу только сказать, что мы быстро наведем порядок и запустим работу советника.

— Какие еще проблемы по этим пяти предприятиям?

— Они все проблемные. Электротяжмаш сильно зависел от российского рынка. ОПЗ — проблемы долговые и так далее.

Вот пример ОПЗ. Почему нужно поскорее закончить этот процесс, привести туда нормального инвестора? Это даже не вопрос бюджетных поступлений, а чтобы не потерять эти предприятия. ОПЗ в 2009 году покупали за $600 млн. И тогдашнее руководство страны отказалось продавать, мол слишком дешево. При предыдущем правительстве за 500 пробовали продать, и за 300 — никто не купил. Потом предприятие остановилось. То оно работало, то оно стояло, сейчас работает по давальческой схеме.

Госпредприятия — генератор коррупции номер один в государстве. На начало прошлого года дел по ним в работе НАБУ было на 18 миллиардов гривень нанесенных убытков. Это только там, где дела открыты. Я считаю, что эта цифра минимум в 2−3 раза выше.

Понятно, что при такой коррупции мы теряем предприятия и рабочие места. Это экономические потери. Но есть еще один эффект — все это отравляет управление государством. Когда есть возможность зарабатывать на госпредприятиях, появляется стимул идти в парламент, идти во власть, чтобы получать эти деньги.

И этот стимул совершенно не здоровый.