_Добавить публикацию в закладкиЧасть1: Что такое настоящая налоговая реформа и почему ее до сих пор нет
Государственная власть снова в кризисе — как и шесть лет назад, в марте 2014-го, когда с моим участием образовалась группа «Налоговая реформа» РПР (сейчас — одноименная группа Экономической экспертной платформы). А это значит, с одной стороны, Украину снова, к сожалению, приходится спасать волонтерам; с другой, — приоткрываются или очень скоро приоткроются окна возможностей для перемен, в том числе и в налоговой сфере. Тем более что глава профильного комитета ВР и прежний премьер-министр в далекие уже относительно спокойные времена даже планировали некую реформу как раз на весну.
Но будет ли эта реформа настоящей?
К сожалению, здесь есть противоречивые тенденции и пока трудно сказать, какая из них возобладает. Например финансируемый ЕС советник премьер-министра Иван Миклош и по прошествии шести лет работы в Украине все еще считает, что настоящая налоговая реформа якобы должна состоять в отмене «упрощенки», как будто это главное зло нашей налоговой системы. К счастью, есть и другие мнения — немало может зависеть и от позиции стейкхолдеров: бизнеса, экспертного гражданского общества и простых граждан, с которыми нынешняя команда советуется (путем опросов), как никогда раньше оправдывая свое название «слуга народа».
Поэтому пришло время напомнить, в чем собственно проблема; как ее решать; почему она до сих пор не решается; ну и предложить выходы. В первой части статьи анализируются цели реформы; во второй — текущая диспозиция; а в третьей будут подробнее рассмотрены расклад сил в бизнес-среде и системные выводы.
Прежде всего, в чем собственно должна состоять настоящая реформа, и чем она отличается от простого, например, изменения ставок? По определению, реформа — это то, что меняет отношения и поведение сторон процесса, в данном случае бизнеса и государства в лице налоговой. Например до введения этой самой упрощенной системы для малого бизнеса, предприниматели поголовно показывали минимальный доход и откупались от инспекторов, а последние были соответственно очень охочи проверять, точнее — ходить по базару и собирать дань. Ввели единый налог, когда платить нужно независимо от выручки, а проверять нечего — изменилось поведение и тех, и других, значит реформа удалась. По крайней мере, в этом сегменте отношения стали более «цивилизованными»: произвол и коррупция уменьшились радикально, поступления столь же радикально выросли, и предприниматели ощутили себя полноценными законопослушными гражданами. В таком качестве они наделали немало шороху на трех Майданах, но это уже другая история. Кстати, кое-кому, видимо, очень неприятная, и это — одна из причин небезуспешных попыток обратить реформу вспять.
Связь налоговой реформы и Революции Достоинства отнюдь не случайна, поскольку главный недостаток нынешней налоговой системы с точки зрения (говоря высоким слогом) ценностей — это ее несовместимость со Свободой и Достоинством. Отношения налоговой и плательщиков по общей системе у нас построены на сугубо «евразийской» концепции тотального нарушения закона и тотального же страха наказания. Кроме плательщиков единого налога, никто больше не может «заплатить все налоги и спать спокойно», потому что общая система оставляет практически неограниченные возможности прийти с проверкой и доначислить, еще и обложить штрафом, как бы тщательно ни пытался плательщик соблюдать закон. Это становится возможным потому что в законе зашита так называемая дискреция, т.е. простыми словами, возможность для произвола: инспектор, на свое усмотрение может решить например, что те или иные затраты неправильно отнесены на себестоимость. А дальше либо выжидательно посмотреть на плательщика с общепонятным в наших краях намеком, либо выписать штраф и доначисления, арестовать счета, или например в несколько других случаях заблокировать прием налоговых накладных, — тогда плательщику придется идти в суд, где на него так же выжидательно посмотрят, не говоря уже о расходах на адвокатов…
Да, к сожалению, в наших условиях основной институциональный разработчик налоговой политики имеет в этом вопросе конфликт интересов. Ведь главное, за что отвечает Минфин, — это планирование и выполнение государственного бюджета. Задача эта, как показал прошлый год, весьма непростая: прогноз всегда опирается на предположения, которые могут и не оправдаться, и тогда бюджет может быть перевыполнен, а может его придется резать по живому. То ли дело, когда у налоговой есть четкий план и его невыполнение наказуемо, а уж как она его выполнит — ее дело. Но чтобы легче было выполнять план, нужно дать налоговикам в руки орудие для выколачивания денег из бизнеса — описанную выше дискрецию. В идеале, что больше двадцати лет назад при отце-основателе этой системы Николае Азарове, что при его духовном сыне Александре Клименко в не столь уж давнем прошлом, предприятиям просто по иерархии доводили «разнарядку»: столько-то — в бюджет, столько-то — на «площадки» (т.е. «Семье»), столько-то — налом сверху, а то хуже будет… Ибо неуязвим и всевластен налоговый инспектор, вооруженный азаровским же Налоговым кодексом, вобравшим в себя все предыдущие идеи Пинзеныка, Терехина и прочих творцов налогового законодательства. Именно из-за этого конфликта интересов разрабатывать настоящую налоговую реформу пришлось экспертам-активистам, причем на волонтерских началах, ибо доноры привыкли к тому, что этим занимается Минфин и никто больше.
Но, позвольте, скажет информированный читатель, ведь Пинзенык и Терехин гордились как раз тем, что воплотили в Украине «европейские» налоговые законы! Да, только покойный уже отец-основатель новой институциональной экономики Дуглас Норт получил заслуженную Нобелевскую премию за доказательство простого тезиса: одни и те же формальные институции (нормы и организации, призванные следить за их соблюдением) работают совершенно по-разному в зависимости от неформальных, присущих той или иной стране. И украинская налоговая система прекрасная тому иллюстрация: за фасадом европейских законов скрывается вполне средневековый произвол, а за фасадом налоговой службы — бывшая азаровская опричнина, подчиненная лично президенту Кучме, с бонусами в процентах от доначислений и штрафов; которая, впрочем, за прошедшие с тех пор годы постепенно переродилась в «пиратов Ее Величества», рэкетиров с лицензией от государства. Условия этой лицензии сохранились со времен Азарова: во-первых — выполнять план, т.е. платить за лицензию, во-вторых — быть готовыми «разорвать» любой бизнес, который посмеет, например финансировать оппозицию без высшего на то благословения.
Вот против такой системы народ восстал больше шести лет назад, наивно полагая, что «европейский выбор» ее разрушит — ведь «в Европе» же не так! Да, сейчас — не так, но еще несколько сот лет назад было примерно так же. В частности, Английская революция была именно против «конфискационного» принципа налогообложения, согласно которому король решал, сколько с кого он хочет содрать налога. Бароны в конце концов победили, отстояли свое право платить по закону и ни пенсом больше, а закон устанавливать в парламенте. Однако королю настолько этого не хотелось, что страну трясло сорок лет, пока революция не завершилась победой. Вот и в Украине не легче… И, к сожалению, простое копирование «европейских норм», как показывает, в числе прочего, описанная выше печальная история щедро профинансированной донорами пинзеныковско-терехинской «налоговой реформы» более чем двадцатилетней давности, чаще мешает, чем помогает переходить на «европейские принципы» в их лучшем (и частично идеализированном) смысле.
