Интервью врача-инфекциониста высшей категории Светланы Федоровой телеканалу UkrLive
— Счетная палата провела аудит «ковидных» надбавок медикам. Когда половина работающих в ковидных отделениях получали по 10 тыс. грн, руководители медучреждений насчитывали себе по 100 тыс. Также щедрые надбавки получал админперсонал, тогда как младший медперсонал, работавший с ковидными больными, получал обещанные 300%.
Почему только сейчас об этом стало известно?
— На самом деле это было известно давно. Наше лечебное учреждение пыталось писать об этом и собственнику – в областной совет, и в НСЗУ, почему санитарка не считается медработником. Я пошла по пути, что абсолютно всему персоналу выплатили 300% надбавки. Это сразу не понравилось местным властям и всем, кто выше. Тот же дворник, когда надо было перетаскивать баллоны с кислородом, переодевался в костюм и таскал их по нескольку часов. Бухгалтеры одевались в костюмы и по 3-4 часа проводили инвентаризацию на местах. Это было в течение 1,5-2 месяцев, но я тогда и бухгалтерам платила. И охранникам, и водителям я платила. Водитель везет биоматериал, соприкасается. Пока я была руководителем, то у меня зарплата была 90-160 тыс. Но помимо того, что я директор, я работала как врач, в том числе и в реанимации. И я себе недоплачивала, потому что, как врач, я могу табелироваться только на полставки. У меня были реабилитологи, которые получали около 90 тыс., но они отрабатывали это время. Если человек выполнял больше работы и на счету были деньги, то я платила премии, а не отдавала это на счет экономии зарплаты, который есть в каждом медучреждении, а директоров заставляют туда отдавать эти деньги, чем и вызвала недовольство вышестоящих органов. Если говорить о нынешних ценах, то минимальная зарплата врача-реаниматолога на сегодня должна быть 150-170 тыс. грн. У врачей терапевтического профиля – 120-130 тыс. Медсестры должны отличаться на 10-15%. И санитарки точно так же.
– Почему врачи не готовы об этом открыто говорить, а хотят, чтобы об этом говорили журналисты?
— Когда меня увольняли, а это делалось показательно, незаконно, это была политическая расправа. Это понимали все главные врачи, которых согнали в сессионный зал, заставили стать в поддержку власти. Каждому было показано, что если ты скажешь что-то против, тебя в течение 5 минут точно так же уволят. Медиков возвели в ранг рабов – мы не имеем права говорить о проблемах. Но я, говоря о проблемах, всегда предлагаю пути их решения и пытаюсь выйти на диалог, в том числе и с властью, и с собственником. Но даже за это расправляются. Для нас сегодня журналисты более власть, чем та власть, которая меня, как профессионала, унизила, растоптала и превращает всех медиков Украины во врагов. Вы мне разрешаете говорить, а власть не разрешает говорить о проблемах.
– Что нужно сделать для того, чтобы медики начали говорить о проблемах?
— Как минимум, перестать преследовать тех, кто говорит о проблемах. Я – человек вертикали, работаю главным врачом 4-й год. До ковида тоже были проблемы – инфекционная больница финансируется по остаточному принципу, но я всегда пыталась найти конструктив. Но одно дело договориться с властью, а другое то, что мы сейчас видим. Если ты говоришь о проблемах, тебя сразу расстреляют, а если ты недостаточно громко хвалишь власть, то тебя уже уничтожают. И это не только в медицине проблема – это проблема во всей стране: если слово говорит профессионал, его третируют, с ним расправляются. Такое впечатление, что у нас 30-е годы, о которых мы читали в книгах.
– На борьбу с коронавирусом в этом году всего было выделено 43,7 млрд грн. Этого достаточно?
— За этот год на нашу больницу не было выделено ни одной копейки ни на медикаменты, ни на что. Только то, что дало НСЗУ, а оно дает такую мелочь, что не хватает даже на минимальную зарплату. Этот год мы прожили исключительно за счет спонсоров. Около 80 млн грн инвестиций я привлекла в больницу и спасибо этим людям. Когда нам ломали шлагбаум – штурмовали больницу, я просила, чтобы нам дали наряд полиции, но нам сказали, что не положено. Я с апреля просила переформатировать систему кислорода, а мне говорили, что ковида больше не будет. Ни одной копейки на это не было выделено, зато за две недели до Нового года выделили полтора миллиона на кислород. Я купила не там, где мне сказали купить, и купила за 1,5 млн пятитонную бочку, а все остальные купили за 1,9 полуторатонок. Это последнее хорошее, что я успела сделать. И не вернутся эти деньги в бюджет, как все мечтали, чтобы потом обвинить в этом врача, что за 26 дней не успел пройти «Прозоро». НСЗУ чем меньше заплатило, тем лучше для государства, а рассказывают, что виноват руководитель или какие-то глупые медики, которые неправильно заполняют документацию. А медик после суток приходит и еще 7-8 часов вносит данные, и никто это не оплачивает. Это же уничтожение медицины! На сессии областного совета осенью я сказала, что денег уже не надо, но, как областной инфекционист, предлагаю программу безопасности нашего региона, где мы распишем маршруты пациентов, распишем адекватность подачи кислорода и т. д. Сидит глава областного совета, «Слуга народа», смеется. Губернатор говорит: «А зачем нам программа, если у нас есть лабцентр? Мы не проголосуем». Я приехала в ВР, и там интерес был у депутатов – мне сказали, что такую программу надо принимать на государственном уровне.
— Поможет ли интерес депутатов ВР к этой теме?
— Надеюсь, что да.
– Вы соглашаетесь с официальной статистикой по смертности?
— Госстатом прогнозируется, что до конца года будет порядка 750 тыс. умерших. А рожденных у нас – около 200 тыс. Женщин собираются в армию призывать, а кто рожать будет? Страна вымирает. То, что занижена статистика смертности от коронавируса, – это однозначно. Очень нечасто в регионах ставят этот диагноз. Статистика от ковида и от инфекционных заболеваний занижена, это однозначно.
– В последнее время темы коронавируса вроде как и не существует.
— МОЗ – это не Министерство здравоохранения, а министерство закупок. Любая инфекционная болезнь имеет период цикличности. Но это не говорит о том, что во время спада не нужно заниматься больницами. У нас сейчас уничтожают инфекционную службу, а по сути – уничтожают безопасность страны. Нужен какой-то транш – за несколько недель начинается нагнетание ситуации. А когда все деньги потрачены, так зачем сейчас говорить о проблемах в больницах? Закончатся праздники, а там что-то новенькое придет.
— Когда была вспышка, какова была реальная ситуация?
— Могу сказать на примере своей больницы: она была реально завалена больными. Люди лежали в коридорах. Сейчас – лучше: естественный спад небольшой есть.
— Сталкивались ли вы с новым штаммом, «Омикроном», и действительно ли это так серьезно?
— В регионах никто «Дельту» не идентифицирует. У нас есть ПЦР: да или нет. Мы, как клиницисты, по течению болезни отличаем, но мы этого не вносим в историю болезни. Мы ставим «ковид-инфекция». В тех странах, где подается более-менее правдивая статистика, где штаммы идентифицируются, рассказывают, что «Омикрон» очень быстро распространяется, но обладает меньшей тяжестью. Тяжесть в любом вирусе обусловлена тем, как произошла мутация. Если вирус способен присоединять к себе патогенность других вирусов, то происходит мутация и начинает с молниеносной скоростью распространяться тяжелейший вариант коронавирусной инфекции. Это вполне реалистический прогноз, потому что вирусные мутации еще не изучены. К сожалению, еще слишком рано делать выводы, что «Омикрон» – это затихание вируса.
– Есть информация, что в 2022 году эпидемия пойдет на убыль, начнет восстанавливаться экономика.
— Любая инфекционная патология связана с политикой и с мировой экономикой, особенно когда это проходит в разряде пандемий. На сегодня не может быть такого, чтобы провластные институты во всех странах, фармбизнес и многие другие учреждения не анализировали будущее коронавируса и реагирование общества на следующие пандемии. Помимо этого в нормальных странах разрабатывают вакцины, проводят адекватные эпидмероприятия. Поэтому такие заявления имеют под собой почву.
– Что это такое – указ, чтобы женщины становились на военный учет?
— Я – военнообязанная, и каждый врач и медсестра понимают свою ответственность перед страной. Но сейчас мы что, пытаемся спародировать Израиль? Я понимаю, что нами правят сейчас те, кто привык к стилю пародий, но у нас условий нет, чтобы спародировать Израиль. Разведчика высокого уровня у нас выбрасывают не просто из разведки, а из ВСУ, а на его место хотят призвать библиотекаря 59 лет? Если могут исполнять роль высших руководителей государства те, кто их пародировал, то это не значит, что роль защитников могут исполнять те, кто читал об этом в книге. Это ненормально, это диагноз, страну надо лечить. А народ хочет лечиться, люди понимают весь абсурд происходящего в стране. Народ понимает, что нужно что-то поменять. А может, и сами правители, наши «слуги», поймут, что уже «наслужились», и дадут место другим, которые будут понимать чуть больше.
– Мы постоянно сравниваем страну с разными европейскими государствами. Можем ли мы у них что-нибудь полезное позаимствовать?
— В каждой стране есть свое ноу-хау, которое мы можем задействовать и у нас. У нас страна золотая, с мощной структурой, с богатейшей землей, но люди вынуждены выезжать на заработки. Государство не то что не ценит своих людей и не создает рабочих мест, а просто втаптывает профессионалов в землю. И это мы видим во всех сферах. Из любой страны можно взять миллион полезного, но мы при этом не можем свое возвести в ранг правильной работоспособности страны. Это неправильно. А в сфере охраны здоровья они у нас учатся. Они схватывают нашу систему. Даже американцы сейчас взяли систему Семашко, разбивают ее по частям и пытаются у себя сделать нечто подобное, при том что у них огромное финансирование, им надо переучивать кадры. Англия пытается внедрить что-то подобное системе Семашко, потому что они поняли, что системного подхода к здоровью нет. Пандемия показала, насколько страшно не иметь нормальной стационарной сети. А мы при нашем мизерном финансировании пошли в реформу, пытаемся сказать, что реформа – это хорошо. До основания разрушенная система здравоохранения продолжает вбиваться, как гвозди, в крышку горба. И кто-то еще говорит, что все нормально!
– Зачем мы вообще реформу начали?
— Нам рассказывали, что так дальше быть не может. Конечно, если финансировать систему Семашко минимально, то она существовать не может. Надо поднимать до 5% ВВП. У общества был запрос на изменения в медицине, это красиво воспринялось немедицинским сообществом. Люди видели, что стационары разрушаются, врачи уезжают, но предложенную модель реформы надо было менять и притормаживать, когда мы прошли первичку. Первичка – это модель, которую можно было использовать, а затем, не имея государственной страховой медицины, не имея 5% ВВП, говорить о том, что мы реформируем дальше? Мы банкротим сейчас больницы, и не только инфекционные. Закроется летом 90% ЦРБ, останутся 2-3 больницы на область, а добираться до них по «великому крадивництву»?
– Из вашей больницы кто-то уехал на заработки за границу?
— Из нашей больницы – нет. С момента моего прихода главврачом, с 2017 года, у нас средний возраст кадров 35-42 года. С первого дня своего прихода я не экономила фонд зарплаты, делала вид, что, как молодой главврач, не понимаю, как его экономить, а дальше я сформировала такой замечательный коллектив, у нас полная комплектация кадров в больнице. Когда придет тот, кто будет назначен властью после меня, я уверена, что таких зарплат, как получали мои сотрудники, уже не будет.
– У нас сейчас серьезная проблема с демографией.
— Это не просто серьезно, это страшно, когда смертность в три раза выше рождаемости. Сейчас люди не могут себе позволить даже двух детей. У меня двое детей, старший уже работает, а младшему 10 лет. Я сейчас осталась без работы. А моего мужа-инженера, работающего на госпредприятии, сейчас из-за меня заставляют написать заявление об уходе. Реально содержать семью с двумя детьми сегодня очень тяжело, это я вижу по своим сотрудникам. Почему я и приветствую повышение зарплат, премии для обычных людей. Я пыталась подтянуть зарплату медсестер и санитарок к врачебной, потому что хорошего врача прокормит народ в крайнем случае. Никогда телевизор не победит холодильник. Демографический кризис – это первое, что нужно решать.
– А каким образом это можно решить?
— Были разные подходы. У нас стимулировали к рождению большими выплатами на детей, и это был всплеск рождаемости. Но не можете сделать хорошо – не делайте плохо, не выдумывайте дурацких законов.
– А вы общаетесь с коллегами из-за границы? Какая у них реакция на ваши зарплаты, на наши условия?
— Коллеги из-за рубежа задают один вопрос: а почему вы еще не у нас? По логике наших зарубежных коллег, не надо жаловаться на зарплаты, а надо собирать чемоданы. Самое страшное, когда приходит время выписки пожилых людей, а они просят их оставить еще на день-два, потому что дома они так не кушают. Пусть те, кто при власти, хоть раз зайдут в больницу и это услышат. Понятно, что при таких ценах на газ сейчас все взлетит, и у нас цены будут космические. Народ будет выезжать, не рожать, мы идем к краху.
— Благодарим вас.