Микробизнес выполняет много полезных социальных функций. Прежде всего, это колыбель предпринимателей — даже гигант «Самсунг» гордится своим происхождением «из рисового зернышка».
Те, кто не сумел или не захотел вырасти — создают конкурентное поле, которое не позволяет «китам» картелизовать рынки, выжимая из потребителей сверхприбыли и уничтожая при этом общее благосостояние, а также заполняют многочисленные рыночные ниши, в которых более крупным фирмам нечего делать. Даже тому, кто вообще не жаждет иметь собственное дело, а занялся бизнесом вынужденно — предпринимательство дает возможность пережить трудные времена, оставаясь полноценным членом общества, не «вися» на пособии, а, если получится — то и создать несколько рабочих мест для других. С точки зрения макроэкономики это выглядит как здоровая, рыночная, альтернатива безработице и важнейший амортизатор экономических кризисов, которыми, увы, богата история Украины.
Но, пожалуй, еще важнее роль микробизнеса как одного из самых последовательных и мощных противников-разрушителей общественного порядка, именуемого на жаргоне системой «решалова». На самом деле, это ненаучное название очень точно отражает суть общественного устройства, где все зависит главным образом не от писаных, прозрачных, правил, а от персоналий, способных «решать вопросы» по собственной воле — «начальников». И, соответственно, определяющее значение имеют не столько объективные успехи, например в рыночной конкуренции за успех у многочисленных обезличенных потребителей или избирателей, сколько личные отношения с конкретными «начальниками» или чисто-конкретными представителями альтернативных силовых структур.
В такой системе «экономики отношений« (relational economy), как назвали ее Мадьяр и Мадлович, мелкий бизнес становится естественной жертвой дискриминации, а то и просто хищничества, со стороны «начальников» и неформально связанных с ними более крупных фирм. Поэтому, чем крупнее бизнес, тем, как правило, лучше он себя чувствует в системе «решалова» — не случайно, ее символами стали крупнейшие «олигархи». С другой стороны, это и вопрос отбора: в той мере, в какой успех зависит не от предпринимательских талантов, а от «связей» — растут преимущественно те, кто в силу происхождения и специфических талантов имеют преимущества в налаживании неформальных контактов. И они, естественно, склонны защищать ту систему, в которой преуспели — в отличие от микро, малого, и, частично, среднего бизнеса, где оседают возможно более талантливые предприниматели, просто мало способные либо не желающие прогибаться перед «крышами». И именно такие, невостребованные системой, предприниматели больше всего заинтересованы в разрушении «решалова».
Ведь не секрет, что отношения внутри этой системы строятся на принципе «или раб, или враг», восходящем своими корнями к патриархальной семье, где сын был в самом прямом смысле слова рабом отца, по латыни «патера», отсюда «патернализм» и «патримониальные» отношения. На этом принципе построена «семья приемных детей» — мафия (в переводе — просто «семья»). Выросшие в таких семьях люди, сызмальства привычные к персональной зависимости, затем достаточно легко шли, если не в рабы, то в «крепостные» к богатым покровителям — патронам, меняя «свободу на колбасу». Поэтому научное название «решалова» — патронализм: в центре этой системы стоит власть имущий, который может по своей воле вознаградить (за лояльность) или покарать (за отсутствие оной).
Принципиально, что, не смотря на то, что в Украине, в отличие от России, Беларуси, Казахстана и ряда других стран, таких относительно независимых «начальников» много — все же, у нас демократия! — ключевые решения принимаются именно «по своей воле», дискреционно, а не по закону, не по процедуре, как в подлинной демократии. И смысл этих решений в том, чтобы ограничить доступ к привлекательным экономическим (и политическим заодно) возможностям для «своих»; а «чужих» либо не допускать вообще, либо, в лучшем случае, облагать данью. Отсюда общее название системы, частным случаем которой является патронализм — «общественный порядок с ограниченным доступом». К счастью Украина уже находится в процессе перехода к «общественному порядку с открытым доступом», что дает ряд преимуществ и возможностей, хотя пока что «ограниченный доступ» доминирует. То есть, система остается в целом враждебной предпринимательству вообще и предпринимателям в частности.
Во-первых, предпринимательство — это творчество, инициатива, ответственность, в общем, самостоятельность — нечто диаметрально противоположное патриархальным отношениям вообще и патронализму в частности. Это антагонистический ценностный конфликт. Во-вторых, предприниматель — это собственник, а право собственности, по определению — это право делать с объектом собственности что угодно в рамках закона и получать от этого доход. Однако, если эти рамки размыты дискрецией, то как ни приумножай номинально свою собственность, нет никакой гарантии, что завтра твое, собственника, решение не окажется в противоречии с чьей-то волей или интересами, и не будет, соответственно, произвольно ограничено; или на твой доход от собственности не покусятся очередные «начальники». А послезавтра и сами титульные права не окажутся в чужих руках просто потому, что кому-то более сильному захотелось кушать. Поэтому те, кто хотят состояться как предприниматели, так массово покидают Украину, выбирая страны, где рыночных возможностей меньше, зато есть верховенство права. А у нас традиционно жалуются на «неблагоприятный инвестиционный климат». Но, опять же, если голос крупных инвесторов слышен, и для них создают хоть какие-то компенсаторы, от бизнес-омбудсмена до «инвест-нянь», то мелкому бизнесу остается только бороться против системы как таковой.
Собственно, в этом и состоит главная историческая роль малого (особенно — микро) бизнеса в Украине: он служит тем самым «третьим сословием», которое двигает колесо истории от «ограниченного доступа» к открытому, от патронализма — к взаимовыгодным рыночным отношениям, основанным на верховенстве права… Именно такой была его роль в двух революциях, которые пережила Украина. Но система сопротивляется, и целенаправленно, и просто по своей сути, при этом порой находя себе весьма неожиданных союзников. Пока сильно «решалово», тот самый средний класс, который должен был бы держать его под контролем, остаются подавленным: малый бизнес прозябает и/или остается зависимым, специалисты с «человеческим капиталом» тоже вынуждены держаться за рабочие места в немногочисленных олигархических фирмах (чаще всего — с такой же патрональной внутренней культурой), соответственно, нет ни гражданского общества, ни массы самодостаточных, независимых, уверенных в себе, граждан. Как же разорвать этот порочный круг?
Инструментов, к сожалению, немного: все те же формальные правила, которые «решалово» игнорирует или извращает; да просвещение — абсолютно необходимое, но, к сожалению, эффект от него будет только через много (возможно, десятки) лет. Впрочем, в Украине есть история успеха, которая показывает, что выход есть. Чтобы понять, что и почему «получилось», нужно посмотреть на картину немного детальнее — нюансы имеют значение.
Дискреция и контроль — две опоры «решалова»
В современной реальности, где «решалову» приходится маскировать свою суть за внешне современными демократическими законами и процедурами, писанные правила тоже играют не последнюю роль: открытое и наглое нарушение закона чревато, поэтому его стараются, при прочих равных, избегать. Однако, казалось бы, стержень «решалова» — дискреция — вообще несовместима с законом, который затем и придуман, чтобы однотипные ситуации решались единообразно, не взирая на лица? Не тут-то было: как отметил еще Нобелевский лауреат Даглас Норт — одни и те же формальные институции (прежде всего, но не только, законы) очень по-разному работают в разных системах. В частности, патрональная использует любые дискреционные возможности, заложенные в законе, в целях порабощения. Ну, или, в лучшем случае, дает возможность от него откупиться.
Более того, поскольку «все со всеми связаны», а некоторые законодатели-законотворцы в упор не видят никакого конфликта интересов в привлечении самих контролеров к нормотворчеству, у тех, кто применяет законы на практике (например, налоговиков) есть немалые возможности играть правилами в свою пользу. Поэтому законы так часто или прямо предусматривают дискреционные полномочия (знаменитые пункты закона «…и другие», «вилки» штрафов, и т. д.), или написаны нечетко, а то и противоречат друг другу — чтобы оставить за исполнителем возможность трактовать, или, наконец, сделаны обременительным настолько, чтобы все или почти все стали нарушителями — а там уже пусть «начальник» решает, кого казнить, кого миловать, а с кого просто «взять мзду».
Естественно, чем чаще возникает повод применить такой закон — тем лучше «начальнику». Поэтому в реальности дискреционность умножается на контроль, они работают в паре. Если упростить ситуацию до простого побора, то, условно говоря, «заработок» начальника-контролера равен произведению средней взятки (которая, в свою очередь, зависит от дискреции) на число проверок. Соответственно, пропорциональна и плата за «крышу», под которой можно не бояться проверок, и сверхдоход «своего», которому за крышу платить не нужно… И тем легче наказать любого, кто посмеет поднять голову. Чем больше дискреции и контроля — тем сильнее «решалово», тем больше его власть и доходы, которые дальновидные начальники частично инвестируют в дальнейшее расширение дискреции и контроля. Во второй половине 90-х, когда в Украине сложилась система «решалова», этот процесс можно было наблюдать воочию, но и сейчас примеров достаточно.
При этом «начальники» и их слуги используют в качестве публичного аргумента, как ни странно, опыт развитых стран: оттуда списаны дискреционные законы, в частности налоговые; там развит контроль за всеми операциями и доходами (косвенные методы контроль доходов, невероятные права проверяющих, регистраторы расчетных операций — все это оттуда)… Правда, почему-то, те, кто реально ведет бизнес в этих странах, не особо жалуются. И гораздо больше украинских предпринимателей уезжает за границу, чем иностранных (из развитых стран) приезжает к нам. В чем же дело?
На самом деле, не больше и не меньше — как в природе государства. «Стихийное государство», присущее «ограниченному доступу», английский философ 17 столетия Томас Гоббс сравнил с библейским чудищем Левиафаном, могучим, хищным и беспощадным. Оно действует в интересах элиты (в нашем случае — «решалова»), а остальные подданные, в том числе и предприниматели, для него не более чем ресурс, с которого кормятся власть имущие и приближенные к ним. Перелом наступает тогда, когда этим самым гражданам — бывшим подданным — удается «заковать Левиафана» по образному выражению знаменитой пары американских профессоров Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона. Такому прирученному чудовищу уже можно позволять контролировать граждан без особой опасности, однако нужно всегда быть уверенным, что граждане контролируют его лучше.
Это фундаментальный баланс, который, по теории Аджемоглу и Робинсона, обеспечивает «узкий коридор свободы». При этом важен именно баланс, поэтому если граждане недостаточно контролируют государство (как в нашем случае), то контроль государства можно и нужно только сокращать. Не говоря уже о дискреции. Особенно важны эти балансы в процессе перехода, который не гарантирует успешного создания «закованного Левиафана», а в силу ряда факторов может и пойти в обратном направлении. Соответственно и инструменты, которые более-менее безопасно можно применять в развитых странах (открытый доступ) — часто оказываются не эффективными или вредными в странах, которые развиваются (ограниченный доступ, этап перехода).
Применительно к описанному выше «плохому равновесию» это означает, что порочный круг может быть раскручен и в другую сторону. Точкой опоры при этом служит некоторая часть бизнеса и граждан, которая всегда остается за пределом контроля просто потому, что его возможности небезграничны, а стоимость превышает выгоды для «начальников». Иногда это «теневики», как, например, ремесленники 18 века, работавшие вне монопольных гильдий (т.е., незаконно, по тем временам), да еще и с применением инновационных технологий, таких как ткацкий станок. Но «теневики» уязвимы по самому факту работы вне закона, и часто неформально контролируются похлеще легального бизнеса, поэтому им трудно быть полноценными гражданами. Гораздо чаще и успешнее делал революции и боролся за свои права средний класс — люди, имеющие относительно независимый источник дохода в виде физического или человеческого капитала. Однако, как мы уже имели возможность неоднократно убедиться, сменить власть, и даже изменить форму правления, далеко не достаточно. Зато систему можно изменить, если дополнить революции постоянным давлением, а главным его объектом сделать дискрецию, последовательно убирая ее законодательные подпорки, и одновременно борясь с «беспределом».
Упрощенное налогообложение как выход из плохого равновесия
Впрочем, все эти мудреные теории появились за последние пятнадцать лет и постфактум подтвердили то, из чего, наполовину интуитивно, исходили авторы упрощенной системы налогообложения и учета для малого бизнеса (УСН) почти четверть века назад. Разумеется, о роли среднего класса, «третьего сословия» и порождаемого им гражданского общества, было известно издавна, но в 90-е годы ничего из этого в Украине практически не было: все или почти все, кто хоть немного приподнимался над уровнем «первого сословия» — наемных работников, практически бесправных из-за огромной безработицы — сразу же попадали в сети «решалова», вынуждены были искать «крышу» (патрона) и играть по правилам системы. Причем, это действовало и в официальной, и в теневой экономике. Неудивительно, что благодаря отсутствию какого-либо контроля со стороны гражданского общества, государство могло успешно плодить олигархов, укреплять «вертикаль власти» и отлаживать «политические машины» местного и национального масштаба.
Идея УСН, озвученная в разговоре с автором этих строк Ксенией и Дмитрием Ляпиными, была гениально проста и эффективна: одним ударом избавить миллионы микро-предпринимателей от львиной части контроля и дискреции, установив для них не просто упрощенный учет (уже введенный к тому времени, с подачи Александры Кужель, но не решивший проблему), а не подлежащий никакой дискреции и не требующий проверок презумптивный единый налог в виде фиксированной суммы. Этот простой и эффективный механизм налогообложения микробизнеса к тому времени уже хорошо зарекомендовал себя во многих развивающихся странах, в том числе, в соседней Польше.
Учитывая огромные размеры теневой экономики и коррупции (достаточно сказать, что, согласно опросам, «азаровские соколы» базарных торговцев проверяли — точнее, собирали с них «дань» — едва ли не каждый день, без каких-либо существенных поступлений в бюджет), идею оказалось достаточно легко донести до Мирового Банка и МВФ, тем более, по крайней мере в МБ тогда работала очень хорошая команда, а роль его была куда выше, чем сейчас. Воспринял ее, в конце концов, и президент Кучма, которому голоса миллионов предпринимателей на выборах 1999 г. были важнее, чем коррупционные доходы от поборов, которые все равно не доходили до верхов; а несколько забастовок базарных торговцев доказали нереальность любых попыток силовой детенизации. Ситуация сложилась удачно — и одним из последних декретов, подписанных Кучмой в рамках переходных положений Конституции, стал знаменитый Указ № 727/98, вводивший радикально упрощенную систему, где контролировать стало просто нечего, а дискреция была сведена практически к нулю.
Это была огромная победа. Не только тогдашний главный экономист МБ по Украине Майкл Девис, но даже сам Николай Азаров говорили об экономическом win-win: предприниматели массово переходили на единый налог, в результате численность микропредприятий выросла в несколько раз (преимущественно за счет детенизации), как и бюджетные поступления от этой категории плательщиков. Но самый главный системный результат долгое время оставался незамеченным апологетами «решалова»: несколько миллионов весьма активных людей смогли расправить плечи и почувствовать себя полноценными и полноправными гражданами, живущими в согласии с законом, и, соответственно, имеющими моральное право требовать этого и от «верхов». Вдобавок, к судьбоносному ноябрю 2004 года они успели накопить определенный капитал, который можно было вложить в общее благое дело, не оставаясь при этом «на бобах». Именно они и превратили успешный, но ограниченный политтехнологический проект — в подлинно народную революцию. И не их вина, что политики-победители не оправдали надежд, а гражданские активисты на них чрезмерно положились и демобилизовались сразу после смены власти.
Роль новоявленного среднего класса не осталась незамеченной: немедленно по приходу к власти, Янукович и Азаров вознамерились его изжить, «вернуть людей на заводы», упразднив УСН. Ответом стал Налоговый Майдан, который доказал, что побеждать можно не только Кучму, но и Януковича. К сожалению, это оказалась во многом «Пиррова победа»: полностью отстоять «упрощенку» не удалось, начавшиеся было массовые проверки напугали многих предпринимателей, а в это время рядом гостеприимно распахнули объятия усилившиеся «крыши» для теневиков. В результате, Украина в 2010−11 гг. потеряла 2.2 млн легальных рабочих мест в микробизнесе, львиная доля которых ушли в тень, и больше оттуда не выходили, не смотря на якобы прогресс Украины в рейтинге Doing Business, которым настойчиво пытались (и сейчас иногда пытаются) измерить благоприятность делового климата. Не говоря уже о всяческих программах помощи предпринимателям.
Эта история убедительно показывает, что ключ к развитию микробизнеса в Украине лежит именно в простых правилах упрощенного налогообложения. Только лишив налоговиков всякой дискреции и практически не оставив поводов для контроля — удалось освободить предпринимателей как самостоятельных, причем не только экономических, но и политико-экономических игроков. Именно поэтому требование сохранения УСН вошло, топ-10 требований Национальной бизнес коалиции десятков бизнес ассоциаций украинского малого и среднего бизнеса, сформированой при фасилитации Центра международного частного предпринимательства (CIPE), наряду с такими фундаментальными вопросами, как верховенство права (судебная реформа) и институциональная реформа налоговой и таможенной службы. Вообще, как следует из вышеописанного анализа — любое расширение контроля и дискреции Украине категорически противопоказано, во всяком случае до того момента, когда граждане смогут вздохнуть с облегчением и уверенностью, что они контролируют государство. В частности, в налоговой сфере это должно ознаменоваться перезагрузкой налоговой службы по грузинскому образцу — чтобы полностью распрощаться с «азаровщиной», до сих пор плотно сидящей в корпоративной культуре этого ведомства, а, заодно, и сотрудниками, привыкшими к «живым деньгам».
Увы, на этом борьба отнюдь не закончилась — поскольку даже Революция Достоинства не «заковала Левиафана» окончательно. На наших глазах разворачивается очередной этап описанного выше противостояния, о котором речь пойдет во второй части статьи.
