О Супрун, легализации медицинского каннабиса и скандале в МОЗ. Главное из интервью Зоряны Скалецкой НВ

FavoriteLoadingзакладки →

Глава министерства здравоохранения Зоряна дала интервью в прямом эфире Радио НВ. Мы выбрали из него самое главное

Об отношении Ульяны Супрун. Можно ли говорить что-то о том, что я думаю, что я собираюсь делать, не поговорив со мной или не будучи мной? Все годы, которые я после окончания университета занималась исследованиями в области здравоохранения, сколько я нарабатывала различных материалов, тратя свое время на различных общественных обсуждениях, выписывая любые документы — это было только для Украины и только для улучшения. Поскольку моя экспертиза заключалась в изучении международного сравнительного аспекта, как в разных странах это делается, я понимала, что это также реалистично в Украине. Поэтому я писала законопроект об автономизации и о тех реформах, которые сегодня воплощены. Я их писала без денег, только по своей собственной инициативе. И, собственно, эта неожиданность, когда в какой-то определенный момент выяснилось, что да или нет — идти ли в министерство, я понимала, что за столько лет — да.

О передаче обязанностей в министерстве. В пятницу после назначения утром понимала, что надо идти [в министерство]. Проинформировала государственного секретаря, что я приду, конечно, встретиться, я очень сильно хотела встретиться не только с исполняющей обязанности и заместителями министра, но и руководителями директоратов и сообщила, что я приду. У нас была встреча сначала непосредственно вдвоем, потом присоединились заместители, затем также была встреча с руководителями директоратов. И фото этой встречи я видела, оно было в интернете, я его не делала, поскольку я пришла одна, я пришла без помощников, ни пресс-служб, никого. На самом деле состоялся, по-моему, обмен: насколько хорошо я владела информацией, хорошо ли я понимала, на чем мы. Был достаточно спокойный разговор, была ознакомлена с кабинетом, где что находится, получила определенные советы относительно выборов регионального директора ВОЗ, на которые надо поехать. Как по мне, все было достаточно спокойно и взвешенно, замечательно.

О конфликте с директоратами. Встречались, встречались в пятницу, встречались на следующей неделе, встречались в рабочем порядке, на этой неделе, мы работаем в нормальном режиме. Вопрос, который, наверное, более дискуссионный — это вопрос о «не услышали». У меня возникает вопрос, не услышали что? Есть государственные служащие, есть значительный поток работы, который есть в сентябре, особенно в представлении проекта бюджета, представление программы деятельности правительства, текущая деятельность, документов очень много. Услышали о чем? Государственный служащий, на мой взгляд, является тем, кто получает средства от государства для того, чтобы выполнять свои функции. А если предполагалось, что я долна прийти и первый сентябрь пойти с каждым на кофе, подружиться, стать, возможно, крестной мамой, узнать, как зовут собачку и тому подобное — я думаю, что это произойдет со временем очень со многими работниками министерства. Но когда у меня есть встречи за встречами с международными организациями, с другими министерствами, когда есть регионы, в которых насущные проблемы, когда есть поездки за границу, то вопрос подружиться и узнать, услышать что? Давайте делать работу, я делаю свою работу. Я бы хотела, чтобы они эту работу также делали, и я пока не вижу каких-то серьезных вещей. […] Поэтому это вопрос каких-то эмоций, «нас не гладят по головке, как гладили предыдущие» — ничего, на это есть время.

О письме премьер-министру. Во-первых, большинство из этих вещей — неправда. И я даже не хочу сейчас тратить время, чтобы по каждому тезису приводить какие-то доказательства. Я это просто рассматриваю как эмоции. Относительно наработок, у нас вчера было две встречи, сегодня была встреча, документы приходят, документы выполняются. Если происходят какие-то определенные вещи с нарушением процедуры, это фиксируется, но это не то, что работа министерства заблокирована. Мы имеем значительное количество различных документов, которые подписываются, коммуникацию с другими министерствами, согласование документов — это все ведется. В министерстве работает более 260 человек, история сейчас идет о недовольстве эмоциональном. Никаких оснований говорить о том, что министерство не работает, не заботится о населении, не заботится о вопросах и т. д. нет. О каких «понятия» и все остальное — я вообще не понимаю, о чем речь, как и большинство каких-то вещей, о которых мне доносят из медиа, то там кто-то заявил. […] С премьером мы поговорили о том, что когда мы будем готовы провести встречу в нашем графике, и моем безумном, и его, мы встречу проведем с целью решения этого вопроса. На завтра (2 октября — ред.) запланирована встреча с трудовым коллективом.

DOSSIER →   Законопроект об ответственности за присвоение государственных функций

О первом месяце работы. Он был сложный, поскольку необходимо было одновременно, зная и так много о системе, узнавать очень много, оперативно большинство вещей в министерстве надо делать вручную, системы операционных механизмов как таковых, чтобы она работала сама как отлаженный механизм, очень во многих сферах не существует; очень много надо просто реально вручную решать, то есть сам министр должен решать, кто, что, где должен быть, вместо заместителей министра. Опять же, если во многих иднших министерствах только освобождали, когда заменяли, то у меня их сразу не было. […] Я и так знала, какая ситуация у нас в системе здравоохранения, я не ожидала. просто алгоритма «Смотри, Зоряна, госпожа министр, смотрите, мы делаем так, потом так, потом звоним сюда и потом реагируем так и так» — я не получила. Я получила очень много непонятных текстов. […] Таких хаотических вещей, когда прибегают в 17:45, надо что-то подписать, а выясняется, что это финансовый документ, и это не должно делаться в 17:45. Сегодня закончился один контракт. А нельзя было проинформировать об этом за 10−15 дней? И это только один из таких кейсов, а так целый месяц и по несколько в день

О втором этапе медреформы. Ничего не будет меняться. Потому что все, что сейчас, оно у нас было расписано, пилоты были еще до этого, и в частности законопроектная деятельность, куда я привлекалась, это все тоже расписывает. Только одно дело — идея, другое дело — насколько она будет подробно и максимально профессионально воплощена. И поэтому, конечно, мы должны «вторичку» запустить. Она, правда, согласно проекту бюджета, будет с первого апреля, а не с первого января. Одной из ключевых вещей изменение финансирования самих больниц на «вторичке» — они будут получать оплату уже за определенные услуги, а не просто, как раньше, приходило финансирование на больницы. И действительно по направлению. Один из вопросов, который нам нужно еще проговаривать с гражданами, — это то, что будут воспроизводиться очереди. Такие, как в Европе, такие, которые везде. Тогда, когда скажут, что «все в порядке, у нас есть финансирование на вашу плановую операцию», плановую, я не говорю об экстренных, и вы стоите в очереди, вы будете месяца через три. На сегодня такие очереди существуют, не регулируемые для сложных больных. По онкологии могут быть, еще по чему-то. А теперь это станет более закономерным, особенно ближе к концу года, когда финансирование может где-то уже не хватать.

О трансплантологии. Заложены деньги на следующий год — 112 млн. И в этом году есть 112 млн, относительно использования которых мы уже должны определиться в октябре. То есть у нас был с 1999 года закон о трансплантологии, и постоянно были планы, что мы запустим. Не запустили. Приняли новый закон, обновленный, предусматривающий принятие где-то около 60-ти подзаконных актов, создание этого реестра, подготовки специалистов. Подготовка специалистов уже начала делаться. За реестр 26 млн в прошлом году было заплачено. В марте он был уже подготовлен, но с марта до сих пор не запущен в работу. Я думаю, что мы уже сможем этот реестр актуализировать и начать с ним работать. Необходимы еще несколько корректив закона. […] Охматид говорит, что они готовы. В случае определенных законодательных изменений Охматдид будет проводить трансплантацию костного мозга для детей. Собственно, это одно из тех направлений, из-за которых едут за границу. Есть так же определенная информация от учреждений здравоохранения, что мы можем проводить пересадку почек. И это то, что уже можно делать, не сильно вкладываясь в инфраструктуру. По инфраструктуре действительно есть база, где могут осуществлять забор органов. Где еще есть нехватка необходимого оборудования. И, конечно, подготовка специалистов.

DOSSIER →   Зеленский уволил Данилова и назначил разведчика секретарем СНБО

Об офисе пациента. Во-первых, традиционный прием граждан — это профанация, поскольку там час времени на все про все. Это не то, что нужно гражданам на сегодня. Второе, офис пациента нужен не только для того, чтобы иметь возможность доступа к телу, это гораздо больше. Сегодня, например, в Минздрав приходит более восьми тысяч обращений от пациентов со всей Украины. Большинство из них должны были быть рассмотрены в регионах. И офис пациента должен заниматься анализом таких жалоб, возможно, систематизацией каких-либо нарушений, которые необходимо решить на системном уровне для министерства. Это площадка для взаимодействия всех организаций, которые отстаивают те или иные интересы. Это действительно будут помещения, где можно встречаться, общаться. Где можно будет прийти, принести свою жалобу и какой-то запрос, где в частности будут вестись приемы. Где будут вестись определенные встречи такого типа, как круглые столы. Это будет намного больше, чем просто горячая линия.

О легализации марихуаны в медицинских целях. Если мы говорим о медицинских формах каннабиса, конечно, это нужно. И есть очень много различных заболеваний, в которых это может помочь. Это на самом деле является определенными нашими обязательствами согласно международным актам. И единственное, что для того, чтобы это не стало сферой злоупотреблений. И когда у нас на сегодня большинство врачей боятся преследования правоохранительных органов, то это означает, что мы должны системно подойти к решению для того, чтобы завтра пациенты, даже если мы примем решение или закон, действительно имели доступ к ним. То есть мы должны сейчас больше думать о системных наработках и взаимодействие с правоохранительными органами, как это должно происходить. Я скажу, что в определенных странах, где врач выписывает препарат, который контролируемого обращения, его привозят домой работники полиции. И мы снимаем с врача достаточно значительное количество вопросов, вроде, «я свою функцию» выписать и назначить «выполнил». Это в странах есть такой опыт. Мы должны свой наработать, поскольку это для контролируемых лекарств, не только для каннабиса, является сегодня действительно проблемой доступа.

О Конституции и бесплатной медицине. У меня была научная статья, я довольно много исследовала. Я исследовала все Конституции стран ЕС, как они формулируют свою статью в Конституции по здравоохранению. Большинство статей — это максимум два предложения. Каждый имеет право на охрану здоровья, на медицинскую помощь. Она должна быть качественная и все. […] Мы не входим в ЕС, но если нас сравнивать, то наша статья одна из самых больших. А Конституция — это документ, который закладывает основы, но не показывает, чем больше подробностей, тем больше вопрос как их потом менять. Мы видим очень часто, полномочия органов, если они детализированы в Конституции, их постоянно меняют. Но сегодня те разговоры, которые я уже знаю, что были с депутатами, никто не говорил о том, что они хотят отменять. […] Я не уверена, что правильно переписывать статью 49 Конституции, только ее. Многие из конституционалистов говорит о том, что нам необходимо, возможно, всю Конституцию посмотреть. Мы были молодой страной и писали ее по-своему, на сегодня страна уже изменилась, возможно, ее надо просто вообще не переделать, не отменить текст, а просто изложить в новой, возможно, форме. Но это точно не вопрос министра здравоохранения. […] Мы можем убрать слово «бесплатная», но мы можем написать, что государство гарантирует определенный пакет медицинской помощи. Как мы сейчас трактуем обязательства государства в контексте 49 статьи и 95 о том, что столько денег, сколько мы имеем, мы тратим очень на программу гарантированных медицинских услуг, и это может быть выходом из ситуации.

DOSSIER →   Законопроект об ответственности за присвоение государственных функций

О планах на 2020 год. Первое — это трансплантация, о которой мы говорили, второе — мы можем довольно много сделать для того, чтобы на фоне реформирования «вторички» у нас максимально приблизилась к завершению реформа экстренной медицинской помощи. Поскольку у нас всегда очень много акцентов на закупку машин как на опорный этап экстренной реформы, а на самом деле машина — это то, что должно приехать вовремя и завезти туда, где будет бригада с полным обеспечением, особенно для политравм, для сложных случаев, где будет все, что необходимо. Так вот об этой сети мы как-то забываем. Не фокус привезти, можно в свою машину посадить, можно на улице, например, что-то случилось — посадить человека в такси и привезти, но мы знаем, куда везти, есть ли у нас, куда везти? Я просто надеюсь, что с этой реформой вторички мы сможем все-таки выйти на финализацию реформы экстренной медицины не в количестве супермашин, а в понимании того, что если что-то случится, мы приедем туда, где у нас будет полностью необходимая медицинская помощь, это называется интенсивная терапия. […] В контексте децентрализации уже было довольно много обработано с регионами ресурсов и больниц, которые есть в регионах, какие из них могут быть выбраны в качестве опорных или больниц интенсивного лечения. У нас есть достаточно много различных международных проектов, есть фонд регионального развития, очень много других возможностей привлечения средств для того, чтобы их оснастить. Но в в данной ситуации мы говорим не только об оснащении, но и просто о наличии врачей. […] Этот вопрос больше местной власти, думать комплексно, чтобы в этом городе людям хотелось жить, а не вопросом, как мы «привяжем наручниками» туда врача на какой-то период только потому, что нам нужен кто-то в эту больницу.

О подготовке специалистов. У нас есть очень хорошие квалифицированные молодые врачи, так же, как и встречаются довольно сомнительной квалификации и люди, проработавшие в системе много лет. Это больше вопрос проверки качества. Считается, что на сегодня переход на контрактирование может привести к такому — если врач некачественно лечит, то по сарафанному радио пациенты скажут: «Там почки лучше не оперировать, потому что там этот врач сделал так или иначе». Я о другом, я о том, что у нас нет того компонента, который есть в большинстве стран Европы — у нас нет врачебного самоуправления. Когда мы говорим об отношениях в здравоохранении, мы говорим на самом деле, что из всех 100 процентов 40 мы можем не регулировать: протоколы, лекарства, ответственность. Но процентов 60 — это пациенты скажут: посмотрела не так, нахамила, накричала, выписала, не захотела слушать. Это те вещи, которые во всем мире регулируются нравственными медицинскими кодексами. Медицинский этический кодекс не является нормативным документом, который может принять министерство, и чиновник не может оценивать. Для этого во всем успешном мире и даже во многих других странах, которые строят свою систему здравоохранения, даже развивающихся, существует врачебное самоуправлении, существует доступ к профессии, существуют лекарственные этические кодексы и комиссии. Мы будем над этим работать, надеюсь, вместе с парламентом, с медицинским сообществом, которое сегодня, кажется, все больше и больше готово к этому.