закладки →

Эта история стала публичной в конце октября. Тогда наблюдательный совет компании «Магистральные газопроводы Украины» впервые заявил о полном отсутствии сотрудничества с НАК «Нафтогаз Украины». В результате разделения НАКа – анбандлинга – МГУ с 2020 года должна стать новым оператором газотранспортной системы. Обе компании рассчитывают, если анбандлинг пройдет успешно, и Секретариат энергетического сообщества ЕС подтвердит независимый статус нового оператора ГТС, Украина сможет привлечь иностранных игроков рынка к управлению украинским газопроводом и заключить новый долгосрочный контракт на транзит российского газа в Европу.

Проблема в том, что вместо слаженной совместной работы, МГУ и «Нафтогаз» выясняют отношения. Первая обвиняет НАК в том, что в анбандлинге нет прогресса, вторая не готова решать материальные трудности, с которыми столкнулся набсовет МГУ. Все это осложняется еще и позицией международных доноров, которые выразили свою обеспокоенность ситуацией. А глава Секретариата Энергосообщества Янез Копач на днях и вовсе заявил, что «планы «Нафтогаза» далеки от реального анбандлинга».

РБК-Украина в начале ноября обратилось с просьбой прояснить ситуацию к главам набсоветов «Нафтогаза» и МГУ. Сегодня редакция публикует интервью с Клэр Споттисвуд, которая возглавляет набсовет НАКа с декабря прошлого года. Интервью с Вальтером Больцем можно будет прочитать на сайте РБК-Украина в пятницу, 7 декабря.

— Давайте поговорим о ситуации, которая сложилась между набсоветами НАК «Нафтогаз Украины» и компании «Магистральные газопроводы Украины». Набсовет МГУ под руководством Вальтера Больца заявил, что, несмотря на подписанный между набсоветами Меморандум о взаимопонимании, никакого сотрудничества нет, прогресса в процессе анбандлинга тоже нет, и Меморандум не выполняется. Вы публично ответили, что удивлены такой позицией набсовета МГУ. Вы можете объяснить, что происходит?

— Начнем с того, что мы договорились с Вальтером Больцем о нашем сотрудничестве летом. Он прислал мне Меморандум, я утвердила его и прислала ему. Я ожидала, что он его подпишет, но на это у него ушло несколько месяцев. Кроме того, нам нужно было подписать с МГУ договор о неразглашении (non-disclosure agreement, NDA, — ред.). Это необходимо, поскольку без такого договора мы не имеем права делиться с МГУ конфиденциальной информацией. И подписание этого документа тоже затянулось во времени. И сейчас, я думаю, что вопрос не только в подписании «Нафтогазом» юридических документов, а есть и другие причины.

Я бы хотела обратить ваше внимание, что мы подписали все документы с МГУ относительно недавно. Поэтому отчасти господин Больц совершенно прав – наше сотрудничество могло и должно быть более интенсивным. Но это происходит не потому, что мы этого не хотим, а потому что эта компания была создана относительно недавно, и еще не решены отдельные организационные моменты ее работы.

Все это время мы со своей стороны продолжали делать свою работу. И я, и Андрей Коболев (глава правления «Нафтогаз Украины», — ред.) пообещали, что мы намерены провести анбандлинг, мы готовы к разделению компании. Так или иначе, решение по анбандлингу должны принимать правительство и парламент Украины. Мы можем обосновать, какую часть компании нужно отделить, мы можем аргументировать цель и оптимальные способы разделения компании, проработать организационные вопросы. Но политики должны принять решение о том, каким будет анбандлинг, и решить регуляторные моменты. Мы со своей стороны готовы к анбандлингу, но другие институции тоже должны быть готовы двигаться вперед. И пока с этим не все ясно. Одной из задач, которую мы должны решить как можно скорее – разработать проекты договоров между НАКом и МГУ, «Нафтогазом» и правительством. И мы уже начали эту работу.

В сентябре мы пообещали, что ежеквартально будем отчитываться публично о проделанной совместной работе (19 сентября НАК представил план анбандлинга, который должен быть реализован до 2020 года, — ред.). Мы будем открыты для всех, чтобы люди могли спросить нас, как далеко мы продвинулись в процессе анбандлинга, и убедиться, что мы его проведем до конца следующего года. Такой отчет у нас запланирован на следующий месяц.

— Насколько я знаю, у директоров набсовета МГУ некоторые проблемы с получением платы за их работу. Сейчас «Нафтогаз» и МГУ обсуждают возможность ввести директоров борда МГУ на уровне советников в набсовет НАКа и выплачивать им зарплату. Но набсовет МГУ должен оставаться независимым, поэтому не очень понятно, как «Нафтогаз» может выплачивать его членам зарплату?

— В какой-то момент выяснилось, что правительство не готово было продолжать финансировать набсовет МГУ из-за недостатка средств. И это действительно непростая ситуация, поскольку набсовет МГУ должен оставаться независимым. К нам обратились за решением. Мы предложили привлечь набсовет МГУ в качестве советников нашего комитета (комитет набсовета НАКа, — ред.), который занимается анбандлингом. Таким образом, набсовет МГУ был бы непосредственно вовлечен в анбандлинг «Нафтогаза».

— Но в качестве советников они будут получать зарплату в «Нафтогазе»?

— Да, в таком случае они получали бы оплату от «Нафтогаза». Смотрите, мы можем пойти двумя путями. В Украине мы можем выплачивать им зарплату, прежде всего, если они становятся сотрудниками «Нафтогаза». Но в МГУ опасаются, что в этом случае, они могут утратить свою независимость. При этом я им всегда говорила, что я бы хотела, чтобы они были экспертами, нашими «глазами и ушами», если угодно, чтобы они всегда могли сказать свое мнение по поводу того, как мы проводим анбандлинг.

Мы начали с МГУ переговоры об этом, стараясь очень корректно подойти к вопросу о том, в чьих интересах они будут работать, и какие документы они подпишут в качестве нанятых сотрудников. В частности, все сотрудники «Нафтогаза» должны подписать соглашение о неразглашении информации (NDA). Мы же, в свою очередь, должны были найти способ, чтобы набсовет МГУ сохранил свой независимый голос, и использовал его, когда это будет нужно. Но при этом чтобы члены набсовета МГУ могли подписать трудовой договор (employment agreement, — ред.).

Другой способ решить этот вопрос – привлечь МГУ в качестве советника по процедуре анбандлинга с помощью тендера. Но «Нафтогаз» при закупках таких услуг обязан следовать очень строгой и сложной тендерной процедуре. А что будет, если в результате такой тендер выиграет не МГУ? К тому же это затянуло бы нашу работу еще на несколько месяцев. Поэтому мы и предложили вариант с договором о найме.

Некоторые директора МГУ не согласились подписывать такие контракты, им показалось, что это лишит их независимости. Другие были готовы подписать такие договора с нами. Но затем у МГУ была встреча с правительством, и, насколько я понимаю, на следующий год они все же получили финансирование (от государства, — ред.). В результате, они решили не подписывать с нами договора о найме и подписали только соглашения о конфиденциальности.

Мы уже провели несколько встреч между представителями комитета по анбандлингу набсовета «Нафтогаза» и представителями Консорциума потенциальных партнеров в управлении ГТС (речь идет об объединении нескольких европейских компаний-операторов, которым потенциально интересно после анбандлинга управлять украинской ГТС, — ред.). Представители набсовета МГУ также присутствовали на этой встрече.

— Вы можете подробнее рассказать о работе набсовета НАКа с Консорциумом партнеров и сотрудничестве с МГУ в этой связи?

— Работа с Консорциумом – еще один непростой вопрос. Как вы знаете, Министерство энергетики и угольной промышленности, желая добиться конкуренции и привлечь иностранные компании к управлению ГТС, сформировало пул потенциальных партнеров. (В декабре 2017 года Минэнергоугля пригласило иностранные газовые компании принять участие в специальном тендере. Победитель – одна компания или их консорциум – должны были стать партнерами МГУ по управлению газотранспортной системой, — ред.). Я надеюсь, что они будут заинтересованы инвестировать в газотранспортные активы после проведения анбандлинга. Но сейчас очевидно, что эти компании пока не готовы выходить в Украину с инвестициями. Частично, это связано с политической неопределенностью, частично, с тем, что у них нет достаточной информации, они не проводили комплексную оценку активов.

Мы в Украине никогда раньше не проводили анбандлинг. У нас в «Нафтогазе» нет людей, которые имеют подобный опыт. Поэтому нам потребуется участие опытных специалистов, которые помогут нам разработать и реализовать оптимальный путь для этого процесса.

В августе различные организации и компании (преимущественно, операторы газового рынка в ЕС, — ред.) объединились в Консорциум и согласились работать как одна организация. При поддержке Еврокомиссии мы обратились к ним с просьбой, помочь нам с квалифицированными кадрами, которые помогут нам улучшить нашу работу.

Мы разработали требования к пяти вакансиям и хотим, чтобы люди, которые заполнят эти позиции, присоединились к работе в нашей компании. Я бы хотела, чтобы эти люди использовали свой опыт, чтобы адекватно оценивать то, что мы делаем в процессе анбандлинга. И если они увидят, что мы что-то делаем не слишком быстро или неправильно, нам будет нужен их совет. Но эти специалисты должны не только разговаривать с набсоветом НАКа, а в первую очередь, со своими работодателями – членами Консорциума.

И очень важная часть их работы состоит в том, чтобы Консорциум провел качественный анализ активов (due diligence). Они должны проанализировать, в каком состоянии находится газотранспортная система, и объективно оценить, какой объем инвестиций для нее потребуется. У них уже есть вполне четкое понимание того, каким должен быть инвестиционный план в следующем году и в последующие периоды тоже.

Мы вместе с МГУ встречались в Брюсселе с членами Консорциума. Как я уже говорила, неразрешенность некоторых организационных проблем создает для нас дополнительные сложности. Например, мы до сих пор не знаем, с кем мы должны работать – с МГУ или с Консорциумом? Или с обоими? Именно поэтому мы попросили Консорциум помочь нам с кадрами, которые могут провести экспертизу и сказать нам, как правильно построить работу. И мы также попросили Консорциум решить, работают ли они совместно с МГУ или нет. Мы должны определиться, как и с кем мы работаем.

— Вы получили ответ на свой вопрос?

— Нет, они пока думают и обсуждают. У Консорциума есть некоторые опасения по поводу того, что специалисты, о которых мы говорили, подпишут с нами или с МГУ контракты о найме. Они считают, что эти люди должны остаться сотрудниками Консорциума, но стать при этом нашими советниками. Но они и сейчас подотчетны членам Консорциума. Поэтому «Нафтогаз» сейчас обсуждает с Консорциумом все эти моменты, а я собираюсь проконтролировать, насколько они продвинулись в этой работе.

— Украинские медиа опубликовали письмо, адресованное премьер-министру Владимиру Гройсману от руководителей Всемирного Банка,  Секретариата Энергосообщества ЕС, посла США в Украине и от вице-президента Еврокомиссии. Они все выразили обеспокоенность тем, что процесс анбандлинга НАКа приостановлен или вовсе заморожен. Мы не можем игнорировать позицию наших доноров. Существует ли какие-либо реальные основания для этих опасений?

— Это не правда, что анбандлинг не происходит. «Нафтогаз» ведет очень серьезную работу, возможно, не особо публично. Думаю, это письмо появилось в результате неполной информации у доноров. Мы ввели ежеквартальные публичные отчеты, чтобы все могли получать информацию о том, что мы сделали. Мы выстраиваем работу с Консорциумом и пытаемся привлечь МГУ к этому процессу.

Процесс анбандлинга зависит не только от «Нафтогаза». В него вовлечены и правительство, и регулятор (НКРЭКУ, — ред.), и другие участники. Важно, чтобы они со своей стороны сделали все необходимое для успешного анбандлинга, как и мы.

— По моей информации, в проспекте эмиссии евробондов, которые собирался выпустить «Нафтогаз», было оговорено, что во время размещения ценных бумаг анбандлинг компании невозможен (интервью состоялось до того, как «Нафтогаз» заявил об отмене выпуска бондов, — ред.) Вы можете подтвердить или опровергнуть эту информацию?

— Мы постарались четко объяснить набсовету МГУ и нашему акционеру (правительству, — ред.), что условия выпуска еврооблигаций не запрещают нам проводить анбандлинг. Но анбандлинг поднимает более глобальный вопрос. Нельзя игнорировать экономические реалии. Сейчас во многих сегментах деятельности «Нафтогаза» есть кросс-субсидирование (когда за счет прибыльной деятельности компании, к примеру, транзита, перекрываются убытки по другим сегментам работы НАКа, например, убытки от продажи газа населению или небалансов облгазов, — ред.). Львиная доля этих кросс-субсидий касается как раз газотранспортного бизнеса, за счет которого поддерживаются остальные направления работы компании. Когда мы отделим функцию транспортировки газа, применять перекрестное субсидирование будет невозможно.

Если газотранспортная система будет генерировать доходы от транзита, это будет очень прибыльная компания. Если нет – то убыточная. Сейчас очень важно, чтобы национальный регулятор установил такие правила, которые позволят компании выжить даже при отсутствии доходов от транзита газа.

Но и остальные сегменты «Нафтогаза» также должны быть прибыльными. Энергетическая компания должна приносить своему акционеру значительную прибыль, а не генерировать убытки. Правительству необходимо будет принять определенные решения по цене газа и спецобязательствам «Нафтогаза» (PSO, — ред.). После анбандлинга нельзя будет использовать транзитный сегмент для обеспечения государственной и социальной политики в поставках газа. Поэтому, как я уже говорила, нельзя игнорировать экономические реалии.

Если вернуться к вопросу о выпуске бондов, эти деньги должны поддержать ликвидность компании, когда она лишится газотранспортных активов. Но это выбор, который должно сделать правительство: решит ли оно иметь независимый и эффективный энергетический бизнес, или же захочет продолжить кросс-субсидирование.

— Какой будет финансовая ситуация в МГУ и в «Укртрансгазе», когда УТГ, фактически, потеряет газотранспортные активы, передав их новому оператору?

— Новой компании, которая в результате анбандлинга получит газотранспортные активы, понадобятся серьезные инвестиции в модернизацию основных фондов. Но она не будет прибыльной, если не будет транзита. Мы пока не знаем наверняка, будет ли транзит газа по территории Украины после 2020 года. Но, если новая компания – МГУ – будет убыточной, Секретариат Энергосообщества ЕС не сертифицирует ее как независимого оператора ГТС. И, соответственно, компания не сможет привлекать инвестиции. Поэтому мне импонирует идея Консорциума партнеров, в который вошли западные компании. С их привлечением у нас больше возможностей сохранить доходы от транзита.

— Давайте тогда поговорим о более глобальной задаче, которая должна решиться в процессе анбандлинга «Нафтогаза». Мы говорили с вами о том, что сейчас создается новая компания-оператор ГТС, которая должна привлечь западных партнеров для управления газотранспортными активами. Если мы все-таки найдем таких инвесторов, мы понимаем, что тогда у ЕС будет меньше аргументов строить вторую ветку «Северного потока». Но если говорить о негативном сценарии – мы не привлекли партнера, после 2020 года нет транзита, и нет инвестиций в газотранспортный бизнес. В такой ситуации, нам по-прежнему нужен анбандлинг компании?

— Когда я пришла работать в «Нафтогаз», я тоже не могла понять, почему все так сильно концентрируются на анбандлинге. С экономической точки зрения, особого смысла в этом нет. Куда более важно развивать внутреннюю добычу газа, исключив из этого процесса коррупционные схемы, и сделать Украину энергетически независимой страной. Анбандлинг – это все же небольшое отклонение от этой задачи, но раз акционер поставил перед нами такую задачу и мы должны выполнить требования Третьего энергопакета ЕС, мы это сделаем. Я опасаюсь, что если у Консорциума будет понимание, что после 2020 года контракта на транзит российского газа не будет, они не будут заинтересованы инвестировать в газотранспортные активы.

— И это означает, что тогда мы столкнемся с другой проблемой. Если транзита газа не будет, то Украине придется искать финансирование для того, чтобы свернуть часть мощностей нашей ГТС…

— Это действительно потребует определенных средств, но не думаю, что настолько больших, как сейчас об этом говорят. Если у вас есть газотранспортный бизнес, даже при «нулевом» транзите (из РФ, — ред.) он должен приносить прибыль. Тогда у вас будет источник финансирования для реструктуризации мощностей.

— Вы наверняка знаете о дискуссиях «Нафтогаза» с основным акционером по поводу того, должны ли быть подземные хранилища газа отделены от остальной ГТС. Согласно утвержденному плану анбандлинга, в будущем НАК планирует передать ПХГ отдельному оператору. «Нафтогаз» говорит, что сейчас подземные хранилища – неприбыльный бизнес с множеством долгов и споров о том, чей в них хранится газ. Почему ПХГ все же должны оставаться в структуре НАКа, и когда вы планируете выделить их в отдельный сегмент?

— Безусловно, ПХГ не должны быть частью газотранспортного бизнеса. Потому что, чтобы осуществлять транзит газа, оператору ГТС не нужны подземные хранилища. И хранение газа не имеет ничего общего с его транспортировкой. Вы назвали целый ряд проблемных моментов и сложностей, которые касаются работы ПХГ. Очень много вопросов связано с системой учета газа, а также спорами по поводу того, чей газ в «подземках», потенциальной коррупцией и т.д. (Андрей Коболев ранее объяснял необходимость выделения ПХГ в отдельную компанию тем, что потенциальных инвесторов могу отпугнуть  судебные споры со структурами олигархов Коломойского и Фирташа из-за порядка 15 млрд кубометров газа в ПХГ, — ред.). Поэтому сейчас мы считаем оптимальным разделить газотранспортный бизнес и хранилища, временно оставив ПХГ в управлении «Нафтогаза». По крайней мере, до тех пор, пока не решим проблемы, о которых выше шла речь. Но как только нам это удастся, нет сомнений в том, что ПХГ должны стать отдельным бизнесом и быть отделены от «Нафтогаза». Я надеюсь, что придет время, и этот бизнес будет работать как хаб, предоставляя все возможные сервисы. Поэтому, да, мы будем создавать отдельного оператора ПХГ, но это задача на будущее.

— Как вы оцениваете ситуацию с развитием сегмента добычи газа?

— Я считаю, что сейчас сложилась печальная ситуация на самом деле. Ведь «Нафтогаз» – не единственная, а одна из компаний, работающих в этом сегменте. И мы считаем, что при выдаче лицензий и спецразрешений мы заслуживаем такого же отношения, как и любой другой игрок рынка. Выдача разрешений должна происходить на тендерах, которые проводятся по прозрачным правилам и без коррупции.

Важно понимать, что если коррупция не будет устранена, мы не привлечем необходимый капитал, в котором, как известно, Украина крайне нуждается. Всем известно, что Украина далеко не в полной мере использует свой потенциал по добыче газа. Украина – потенциально богатая страна, и добыча газа и нефти могут быть частью этого богатства, «драйвером» его увеличения. Многие говорят, что у вас достаточно газа и нефти для того, чтобы государство стало энергетически независимым. Вам нужна хорошая регуляторная база в этом сегменте, где будет четко прописана ответственность сторон за предоставление лицензий на добычу газа и предусмотрены антикоррупционные меры. Это поможет создать благоприятную среду для привлечения инвестиций.

— Что вы думаете о перспективе приватизации «Укргазвыдобування»? «Нафтогаз» может продать свою дочернюю компанию?

— Лично я считаю, что приватизация послужит во благо экономике, страны и граждан. Но правительству сложно это сделать, и многим людям тяжело поверить, что это правильный шаг. Потому что им кажется, что тогда они потеряют рычаги управления страной. Но когда вы приватизируете компанию, нужно позаботиться о том, чтобы сделать это без участия олигархов, и в результате создать честный и понятный бизнес. В этой связи, я думаю, «Нафтогаз» действительно удачный пример. Поскольку все, что мы пытаемся делать в компании, и вся наша антикоррупционная политика как раз направлена на то, чтобы остановить произвол олигархов в энергетике.