_Добавить публикацию в закладки

«Подождите, только документы подпишу, пару десятков компаний надо в Фонд госимущества передать», — открывая ноутбук, торопливо говорит Павел Кухта, первый замминистра экономразвития журналисту и фотографу НВ. Десять минут и дело сделано: перед пачкой госпредприятий открыта дорога в частные руки.

Повышенный скоростной режим — одна из особенностей нынешней приватизации, заявленной правительством Алексея Гончарука. Запущенная полтора года назад распродажа малых госкомпаний, в этом — должна стать еще масштабней. Всего Минэкономразвития надеется продать до конца 2020-го около 300 государственных компаний.

Кроме этого, в планах — отправить на торги и крупных государственных монстров. В списокбольшой приватизации попали пять гигантов, чьи активы оцениваются в суммы свыше 250 млн гривен. Это — угольная компания Краснолиманская, Одесский припортовый завод, Объединенная горно-химическая компания, столичный Президент-отель и харьковский завод Электротяжмаш. В целом за все предприятия — и большие и малые — правительство надеется выручить 12 млрд гривен.

Кухта курирует в министерстве экономразвития вопросы приватизации и управления госимуществом. Журнал НВ спросил его, по каким критериям отбирали объекты для продажи, зачем нужна массовая приватизация и почему в списках нет Укрспирта.

— Зачем именно сейчас нужна приватизация?

— Если говорить о масштабной приватизации, то это часть реформы государственного сектора экономики. Он немаленький — это 3 733 государственных предприятия. Причем, точные цифры никто не знал еще по состоянию на начало этой осени.

Когда я сюда пришел, то первое, что мы сделали — все списки предприятий свели в один. Разделили их на те, что идут на приватизацию, те, которые по мнению Минэкономики нужно ликвидировать и на те, которые остаются в госсобственности.

Поначалу цифра менялась ежедневно, никто не понимал — сколько их. А в октябре, мы вышли на цифру 3733. Это точное количество госпредприятий известных нам.

В других странах восточной Европы их меньше. В Польше — около 400. В Венгрии — 300. В западной Европе еще меньше. Например, во Франции — 37.

— В Украине — это наследие плановой экономики?

— Это признак того, что в нормальную рыночную экономику госсектор не перевели и не навели в нем порядок. Он безумно раздут. Причем, раздут количественно, потому что его доля в экономике около 9%. А по количеству — 37 сотен.

При этом доходность на активы очень маленькая, всего 2%. Мы поставили себе задачу поднять ее до 5%. И в то же время уменьшить долю этого сектора в экономике тоже до 5%. Не только за счет распродажи [госпредприятий], но и за счет того, что будет быстрее расти частный сектор экономики.

Мы хотим навести порядок. И начать получать нормальную адекватную доходность от тех активов, которые у нас есть.

Приватизация — элемент этой реформы. Мы скорее говорим о первой очень масштабной волне. Задача которой резко сократить количество этих госпредприятий.

— Сколько пойдет на приватизацию?

— 1006 из них — это на приватизацию. Почти 1300 явно неработающих — ликвидируется. 600 — это предприятия на оккупированной территории. Около сотни — это научные институты в виде госпредприятий (ГП).

Остается 733 предприятия. Это то, что остается в госсобственности. Чуть меньше половины из них — это лесхозы, их 315. Все, что осталось сверх этого, еще 200 — это культурные учреждения, цирки, театры и сервисные предприятия, типа Prozorro или ДП Документ, который выдает паспорта и ID-карты.

И вот оставшиеся 200 — это и есть реальные, работающие предприятия. В основном, большие госкомпании. Их мы не приватизируем сейчас. Там сосредоточены основные активы государства.

Половина этих активов — это НАК Нафтогаз. Вместе с Укрзализницей и Энергоатомом — это почти 90% всего.

А эта приватизация — 1 тыс. компаний, которые мы начали выставлять на приватизацию — всего 5% по активам. Может быть 10%. Это малая доля.

— Одна тысяча компаний — это и малые, и большие?

— Там есть и маленькие и некоторые большие предприятия. Суть в том, что эта массовая приватизация — только малая доля госактивов. И они в отвратительном состоянии. Никакого смысла держать их в госсекторе нет. Надо отдать их в частный — и там они заработают. А тут — они генератор коррупции, неэффективности и безумия. У большинства — задолженности по зарплатам. Это просто издевательство над теми людьми, которые там работают.

Дальше мы планируем увеличить доход с госактивов до 5% за счет улучшения управления в этих 200 компаниях, которые остаются в руках государства. Это не означает, что там не будет приватизации. Там будет как минимум продажа непрофильных активов. Например, Укрзализныця. Она занимается железнодорожными перевозками, а у нее какие-то санатории или гостиницы, которые можно передать в частный сектор. Или коровы и кони на всяких предприятиях типа Энергоатома. Явно непрофильные вещи.

То есть дальше перед нами стоит задача — наведение порядка в этих 200 компаниях. Для этого мы реформируем систему их корпоративного управления. Переводим на нормальные современные принципы на базе стандартов Организации экономического сотрудничества и развития, которые предполагают управление, я бы сказал на расстоянии вытянутой руки. То есть, не в ручном режиме политик управляет компанией, а создается независимый наблюдательный совет, есть директор, он ставит конкретные цели.

Это в целом вся реформа.

— Можно подробнее о предприятиях, которые будут идти на приватизацию?

— На продажу идет тысяча компаний, подавляющее большинство из них мелкие. Крупных — до трех десятков, они идут по процедуре «большой приватизации».

Что такое «большая»? Если у компании более 250 миллионов гривен активов, ее нужно продавать по более сложной процедуре. Для нее нанимают советника, который готовит предприятие к приватизации и ищет инвестора. Потом компанию выставляют на конкурс.

Малая приватизация происходит без советников, через систему Prozorro.Продажи. Наша задача — обеспечить конкуренцию, чтобы зашло несколько участников, и они соревновались между собой. В этом случае мы железобетонно уверены, что получаем нормальную адекватную цену за компанию, а не сливаем ее в руки инсайдеру.

Почему важно, чтобы продажа была честной? Не только для того, чтобы получить деньги в бюджет, но, и для того, чтобы в компании пришел инвестор. Не тот, кто ворует, а тот, кто будет дальше этим бизнесом заниматься. Если за компанию заплачены приличные деньги, нет никакого смысла, взять ее и, например, попилить на металлолом. Это экономически бессмысленно.

— Почему в списке на приватизацию нет Укрспирта?

— Укрспирта там нет, потому что только недавно проголосован закон, который демонополизирует отрасль и позволяет его приватизировать.

Там есть еще отдельная история — сложная структура Укрспирта. То есть, из 83 спиртзаводов, 41 входили в ДП Укрспирт, 39 в концерн Укрспирт, один в госуправлении делами и два в подчинении МОЗ. Около 20-ти в совершенно разбитом состоянии, около 40-ка уже долго стоят без работы. Реально работающих — и двух десятков не наберется.

— На каком сейчас этапе процесс по большой приватизации?

— По пяти объектам работают нанятые советники. Это Объединенная горно-химическая корпорация, Электротяжмаш, Угольная компания Краснолиманская, Президент-отель и Одесский припортовый завод. Это первая пятерка, которую мы выставляем на первую волну приватизации.

Что мы уже обеспечили. Нам удалось запустить самый массовой процесс приватизации с 90-х годов. Сейчас в процессе передачи в Фонд госимущества 20% всех госпредприятий в стране. Уже более 500 передано.

Дальше задача все это продать. И в Фонде госимущества, как в приватизационном агентстве, это все [госактивы] подготавливается к аукционам.

— На крупных предприятиях много проблем. Например, ОПЗ имеет огромный долг перед структурами Дмитрия Фирташа, а он под санкциями. Мало найдется западных инвесторов, которые рискнут купить ОПЗ, чтобы, потом выплачивая долг, тоже попасть под санкции.

— У нас по этому предприятию работает советник. Думаю, скоро он сможет предложить какие-то опции, как приватизировать предприятие, это как раз его работа. А уже в зависимости от этого фонд госимущества и правительство будут определяться, как двигаться.

Долг структурам Фирташа делает ОПЗ токсичным для части компаний. Но только для части. Есть компании, которые специализируются на том, чтобы купить какой-то такой актив с долгом и решить эту проблему самостоятельно.

Эти проблемы решаемы.

— Шахта Краснолиманская. До сих пор советнику не предоставлен доступ к документации, причем ни руководством шахты, ни министерством энергетики.

— Я сейчас занимаюсь этим вопросом. И с министерством мы обсуждали. Судя по всему, там есть большие проблемы по тому, как этим всем управляли, и что там происходило. Это унаследованные проблемы с предыдущего периода. И возникает вопрос, а что при предыдущих властях делали с этим предприятием.

Могу только сказать, что мы быстро наведем порядок и запустим работу советника.

— Какие еще проблемы по этим пяти предприятиям?

— Они все проблемные. Электротяжмаш сильно зависел от российского рынка. ОПЗ — проблемы долговые и так далее.

Вот пример ОПЗ. Почему нужно поскорее закончить этот процесс, привести туда нормального инвестора? Это даже не вопрос бюджетных поступлений, а чтобы не потерять эти предприятия. ОПЗ в 2009 году покупали за $600 млн. И тогдашнее руководство страны отказалось продавать, мол слишком дешево. При предыдущем правительстве за 500 пробовали продать, и за 300 — никто не купил. Потом предприятие остановилось. То оно работало, то оно стояло, сейчас работает по давальческой схеме.

Госпредприятия — генератор коррупции номер один в государстве. На начало прошлого года дел по ним в работе НАБУ было на 18 миллиардов гривень нанесенных убытков. Это только там, где дела открыты. Я считаю, что эта цифра минимум в 2−3 раза выше.

Понятно, что при такой коррупции мы теряем предприятия и рабочие места. Это экономические потери. Но есть еще один эффект — все это отравляет управление государством. Когда есть возможность зарабатывать на госпредприятиях, появляется стимул идти в парламент, идти во власть, чтобы получать эти деньги.

И этот стимул совершенно не здоровый.